Время золота, время серебра - Страница 90

— Это смотря о каком поносе речь идет, — подождав, пока стихнет шум, отвечал Шарц. — От словесного, например, лекарства несколько иные, чем, например, если кто по недомыслию незрелых груш обожрался.

— Вот-вот, — снисходительно, словно великий актер, кивал старикашка, — именно это я и имел в виду. Диагноз ясен.

И вновь хохотали над Шарцем.

Самые яркие, самые ехидные, самые злые остроты, которые Шарцу удавалось придумать, старый доктор присваивал, едва бровью шевельнув. Миг — и уже никто не помнил, кем они были произнесены. А на второй все были убеждены, что именно старый доктор изрек нечто необычайно остроумное, а его противник — нелепый молодой болван — отброшен, смят и бесповоротно уничтожен.

Шарц часто думал, что неплохо бы перенять еще и это искусство старого доктора. Его собственный язык скорее зол, чем остроумен. А шут все же должен быть хоть немного смешным. Не можешь придумывать собственные шутки — присваивай чужие. Еще бы понять, как это делается!

Шарц был готов на все, чтобы хоть чему-то научиться, да вот беда — его никто не собирался учить!

Все переменил случай.

Герцог давал бал. На балу, как водится, была уйма молодых дворян. Прекрасных девушек, блистающих друг перед другом своей красотой, и пылких юношей, пытающихся поразить означенных красавиц легендами о своих бессмертных подвигах. И разумеется, в этом деле участвовало некоторое количество вина, под вино еще и не такие легенды былью кажутся. И уже не выглядит странным, когда спотыкающийся мальчишеский голос бормочет что-то вроде: "Клянусь честью… слово дворянина… я разрубил этого великана от плеча до пояса… а он был ростом с дерево…", никого не удивляет тот факт, что милый юноша для свершения сего благородного дела и сам должен быть ростом с дерево, не меньше, дамы ахают от восторга, прикрываясь веерами, а другие юноши сочувственно качают головами, припоминая собственные деяния того же рода.

Шарц сидел подле герцога, потягивая то самое вино, и ехидно комментировал происходящее. Несносный доктор находился рядом, комментируя комментарии Шарца. Выходило вполне забавно, и вечер можно было бы считать удавшимся, как вдруг в зал вбежали слуги с известием, что вблизи замка обнаружился огромный страшный медведь, не иначе как больной, а то и вовсе бешеный. Уже кого-то задрал, а там, того и гляди, что замок слопает, разве что башнями подавится.

Пылкие юноши все как один вызвались отправиться на охоту за медведем. Прекрасные дамы мигом сделали вид, что испугались изо всех сил. На самом деле они вообще не испугались. Напротив, им было до смерти любопытно, кто из пылких юношей сразит злого зверя, и к чьим прекрасным ногам положит его уродливую, страшную голову.

Шарц был одним из немногих, кто точно знал, у чьих ног окажется медвежья башка, если, конечно, его светлость соизволит обнажить меч, а не просто пошлет стражу.

Кажется, его светлость склонялся к идее меча. Он и в самом деле любил свою молодую жену, так почему ж не порадовать ее трофеем, почему не дать ей повод для законной гордости?

К несчастью, среди пылких юношей выискался один чрезмерно пылкий даже по меркам этого бала. Был он моложе, ярче, смазливее, шумнее и глупее прочих. Кроме того, он был еще и заметно пьянее остальных.

— Медведь мой! — вскочив на стол, нетрезвым голосом заорал он. — Никто не смеет… бросать ему вызов… раньше меня… я сам… скрещу свой меч… с его м-мечом…

Послышался чей-то смех. Еще один.

Юноша покачнулся на столе, грозно поводя очами.

— Кто с-см-меется?! — вопросил он, вызвав еще некоторое количество смешков.

— Боюсь, у медведя нет меча, — пояснил юноше Шарц.

— Нет? — юноша слегка растерялся, но тут же решил эту проблему. — Я дам ему свой!

— Тогда у вас не останется меча, — сказал еще кто-то.

— Я — дворянин! Моя честь послужит мне мечом! — сердито возразил юноша. — Я одолею этого зверя в честь моей прекрасной Аделины! Клянусь!

Одна из дам ахнула от восторга. Другая ехидно хихикнула, подумав небось, что грозный "победитель медведей" сейчас попросту кувыркнется со стола и заснет.

— Я вызову на поединок любого, кто помешает мне! — возопил юноша.

На сей раз ахнули не только дамы — и, увы, не от восторга.

Смех в зале немедленно прекратился. Какой тут смех — ляпнуть такое в присутствии его светлости!

— Любого, кто встанет между мной и медведем! — прокричал юноша в полной тишине и осекся.

— Вот как? Меня — тоже? — не сказать, что герцог был очень уж сердит, но и добродушием от него не веяло.

— Ваша светлость… — потрясенно выдохнул юноша, сообразив наконец, что именно он сморозил.

— Вы слишком много выпили, Раймонд, — неприязненным тоном сказал герцог. — Рыцари могут пить, но не смеют напиваться. Запомните это на будущее. В наказание останетесь здесь.

— Но ваша светлость! — обиженно взвыл юноша. — Я поклялся прекрасной Аделине….

— Значит, не давайте впредь невыполнимых клятв, — холодным тоном промолвил герцог. — Я сам выберу тех, кто пойдет со мной, и, смею вас уверить, в пьяницах и клятвопреступниках я не нуждаюсь!

— Но ваша светлость!

— Слезьте со стола! — резко приказал герцог.

Юноша попробовал выполнить его требование и упал. Среди дам опять кто-то фыркнул. Шарц не знал, прекрасная ли дама потешалась над незадачливым кавалером, соперница ли торжествовала, он не заметил. Ему стало не до того. Он вдруг понял, что случится дальше, и поторопился за своей медицинской сумкой.

Тем временем волна веселого смеха пробежала по залу.